Главная

Публикации

Одежда крымских татар. Обрядовая одежда

Рославцева Л.И. _ Глава III.

В основе формирования ритуальной и обрядовой одежды лежат выраженные материально, существовавшие издревле представления о связи повседневной и духовной жизни человека с потусторонним миром. У каждого этноса одежда такого рода, как и сами представления об этом мире, имела свои специфические особенности. Для близких этносов различия не были значительными, а чем слабее были исторические и особенно генетические связи - тем резче эти различия проступали. Но всегда в каждом этносе ритуальная одежда имела стойкие традиции.

Вся жизнь крымских татар была тесно связана с отправлением ритуалов. Но поскольку нас интересуют особенности одежды, связанные с этими ритуалами, начнем с рассмотрения одежды служителей ислама, одновременно являвшихся и чиновниками, представлявшими разные ступени власти в исламском государстве.

Одежда служителей ислама

Известный исследователь истории Крыма В.Х. Кондараки писал в начале второй половины XIX в., что "по усвоенному издавна правилу все представители духовенства в Крыму обязаны были носить отличительный от мирян наряд", и в основном эти отличия проявлялись в особенностях головного убора и в наличии длинного суконного балахона (Кондараки, 1875, ч. XII, 6) - типа просторного плаща "машлах" (тур. - верхняя просторная одежда с прорезями для рукавов), очень распространенного в Османской империи среди широкого круга населения в дореформенный период (реформы 1826-1854 гг.) и дошедшего до середины XIX в.⁶ Под балахон надевали либо куртку (с конца XIX в.), либо нижний халат (Андриевский, 1883, 27).

У муфтия был тот же наряд, что и у хана, - высокий "кавук" (плотный суконный колпак, чаще цилиндрической формы) с широкой опушкой из куньего или лисьего меха и атласный кафтан с суконной накидкой, имеющей длинные рукава. Края накидки у ворота обшивались золотными нитями (Кондараки, 1875, ч. X, 37). Кавук и накидка были обязательно зеленого цвета (Там же, ч. XII, 6, 16). Костюм "кади-эскера" - мирового судьи, представлявшего законы шариата, отличался от костюма муфтия только отсутствием золотого шитья на накидке (Там же, ч. XII, 6). А право носить чалму и кушаки зеленого цвета имели представители высшего ранга служителей культа и потомки Магомета "от дочери его Фатимы" (Там же, ч. XII, 7; Народы России, 1994, 57).

Уездный судья - "кадий", одевался в малиново-красный балахон и носил такого же цвета чалму, а на плечи набрасывал красный шарф (Там же, ч. XII, 6).

"Эфенди", иначе называемые "хатибами" - проповедниками, в 1820 - 1830-е годы в Бахчисарае носили белую чалму и "пунцовую бархатную шубу" (Приезд в Бахчисарай..., 1840, 205) в любое время года. Позднее, к концу XIX в., им уже разрешалось одеваться, как и муллам, в светский костюм, правда, почти всегда за исключением головного убора, для которого была обязательна чалма, исчезнувшая в некоторых районах в начале XX в.

Для муллы в первой половине XIX в. в одежде было обязательно наличие камзола, поверх которого набрасывался халат, а головной убор обвязывала белая чалма. На гравюрах Раффе (Демидов, 1853) и на литографиях Г.Ф.Х. Паули (Костюм народов России, 1990, рис. 3; цв. ил.) мы видим полосатый камзол с небольшим стоячим воротником, иногда с неглубоким вырезом мысом с застежкой на пуговицах, с длинными, узкими, закрывающими кисть рукавами. В талии он перехвачен широким полосатым кушаком. А верхний халат, обычно однотонный, из более плотной ткани, распашной, длиннее нижнего и с более широкими и короткими рукавами. Что касается формы каракулевых шапок, то она на рисунках разных художников середины XIX в. бывала разной для представителей служителей культа одного и того же ранга в одних и тех же областях. У Г.Ф.Х. Паули шапка на мулле (из Бахчисарая) (Костюм народов России, 1990, рис. 3) жесткой формы, раструбом, с плоским дном, обтянута чалмой по центру околыша. У Раффе (Демидов, 1853) шапки цилиндрической формы, причем они или также обтянуты по центру, или обвязаны в виде тюрбана ⁷. Все остальные детали такие же, как и в костюме светских лиц. К началу XX в., судя по фотографиям, костюм служителей ислама (прежде всего муллы) постепенно унифицировался, упрощался. Иногда халат заменяло пальто, иногда, как на фотографии 1926 г., сделанной в дер. Кутлах (под Судаком), мулла одевался так же, как и все прочие жители. Даже на шапке мы не видим обязательной белой полоски, идущей по центру тульи. К концу XIX в. такая полоска постепенно заменила былую пышную чалму.

О "дервишах" П.П. Свиньин писал в 1810-е годы: "Дервиши - это особенное духовное сословие паломников. В Бахчисарае во всякое время можно встретить толпу этих неопрятных, разнохарактерных пилигримов... человек тридцать в разных одеяниях и странных шапках" (Свиньин, 1839, 329). На рисунке П.П. Свиньина дервиши изображены в надетой на тело длинной до щиколоток рубахе - рясе, опоясанной у талии шнурком. Рубахи сшиты из ткани в узкую полоску (шамаладжа), на груди имеют вырез мысом и к подолу расширяются. Поверх них, в каждом случае, надет распашной халат, тоже без воротника и тоже сшитый из полосатой ткани; он имеет длинные рукава (без манжет), вшитые в широкую пройму. К запястью рукава сужаются. На голове дервишей шапки двух типов - в виде усеченного конуса и шлемовидной формы, все они обтянуты чалмой (Свиньин, 1839, рис. XXXIII: "Дервиши в Бахчисарае"). П. Сумароков немного раньше, в 1800-е годы, писал, что дервиши носят широкие полукафтаны, наподобие ряс (очевидно, тот же тип, что и описанные нами нательные рубахи) (Сумароков, 1805, 144). На гравюре Раффе 1837 г. (Демидов, 1853), изображающей большую группу дервишей в Карасу-Базаре, на дервишах надеты светлые рубахи без воротника, а поверх рубах - курточки, застегивающиеся на частые пуговицы посредством воздушных петель. Курточки имеют небольшой стоячий воротник и длинные, сужающиеся к запястьям рукава. Сшиты из ткани в узкую полоску. На ногах широкие, темного цвета шаровары с низкой мотней, а на некоторых дервишах - сужающиеся книзу штаны. Талия перепоясана обернутым несколько раз вокруг нее кушаком из ткани в неширокую полоску (Табл. ХIII-1). Поверх этой одежды надет распашной, в основном темных цветов халат, длиной ниже середины икры. У многих халат имеет небольшой стоячий воротник и широкие, более короткие, нежели куртка, рукава. Халат не перепоясывался. На головах у всех каракулевые шапки различной формы (как мягкой, так и жесткой): цилиндрической, в виде раструба или усеченного конуса. Все шапки, насколько можно видеть, с круглой кожаной или суконной вставкой в центре донышка (тупелик). У большинства дервишей шапки обвязаны полотнищем в виде чалмы (в основном белого цвета), а у двоих полотнище темного (зеленого?) цвета и повязано в виде тюрбана. На этом же рисунке изображена чалма в виде идущей по центру околыша неширокой полосы ткани. Встречается и полоса, закрывающая почти весь околыш. Она оставляет незакрытой только узкую полоску в верхней части шапки. Ноги у тех дервишей, у кого они видны, - босые. Сравнивая крымские зарисовки с рисунками В.В. Верещагина, изображающими дервишей в Средней Азии в 1860-1870-е годы, трудно найти общие черты в костюме крымских и среднеазиатских (Лебедев, 1958, 96, 98, 108), но много сходного с костюмом константинопольских дервишей, описанным в 1850-е годы Г. Флобером (Флобер, 1995, 276, 277).

В описях Бахчисарайского историко-архитектурного музея халаты дервишей назывались и халатами паломников, так как, очевидно, к концу XIX в. - времени, к которому относятся музейные халаты, этот вид халатов употреблялся более широко и не только дервишами, но и обычными паломниками, а покупали их в самой Мекке (судя и по встреченным нами таким же образцам в коллекции Музея истории культуры и искусства Узбекистана в Самарканде). Халаты эти шились на руках из плотного фабричного атласа розового, кремового и голубого цветов, длиной до 125 см, без воротника, с широким воротом мысом, прямыми рукавами, иногда под мышкой вшивалась ластовица, а иногда рукав углом входил в пройму. По бокам, ниже талии, вшивалось в швы по одному внутреннему карману. С боков у подола делались разрезы. Обычно они имели подоплеку, прошитую узором в виде треугольников, зубцов и цветов. Такой же узор, тоже из нитей цвета ткани, шел и вдоль пол к подолу (БИАМ, № 271, 272, 278).

К обрядовой одежде, в каждом случае отличающейся определенными элементами комплекса от обыденной, относится одежда, предназначенная для участия населения в проведении как светских, так и религиозных обрядов, всегда очень тесно связанных между собой на уровне их бытового восприятия. Детали такого рода мы можем выделить в костюме лиц, участвующих в обрядах: а) свадебном, б) похоронном и тесно связанном с ним ритуалом соблюдения траура, в) обряде обрезания, г) ритуалах, относящихся к религиозным праздникам, д) ритуале подготовки к молитве, е) обряду перехода подмастерья в ранг ремесленника.

Вообще нужно отметить, что все обряды крымских татар, как и участвующий в них костюм: его цвет, узоры, орнаментика, крой, даже в разных деревнях могли иметь свои особенности. Это объясняется тем, что там жили потомки разных этносов - греков, генуэзцев, армян, турок и т.д., хотя все они с определенного времени и назывались крымскими татарами. И если считалось, что в отдельных районах в обряд вносились свои изменения, то это в конечном счете определялось особенностями формирования этноса в этом районе.

Атрибутика свадебного обряда

В свадебном обряде с его сложной системой символов и большим количеством участников, каждый из которых играл свою роль в этом изначально сакральном действе, наиболее выразительно проявилось ритуальное значение многих элементов костюма, веками выражавших одни и те же символы. Материальным выражением обряда были как определенный костюм жениха и невесты, так и подарки - из деталей костюма и для самих новобрачных, и для гостей, и для украшения свадебной комнаты, а также для демонстрации приданого. А до свадьбы - обязателен был обмен подарками между домом жениха и невесты. И все это представляло сложную систему знаков, из которой строился весь свадебный обряд. Мы не будем подробно описывать свадебный костюм жениха и невесты, тем более, что во всех своих деталях, за исключением чисто свадебных элементов, он не отличался от традиционного праздничного костюма, который часто совпадал с обычной уличной одеждой.

Кроме того, на протяжении всей свадьбы из-за бесконечных переодеваний детали костюма постоянно менялись и эти нескончаемые превращения представляли собой выраженное в одежде развернутое сакральное действо, которое выполняли взаимосвязанные "говорящие" элементы одежды, игравшие обереговую и очищающую роль. Причем по мере разворачивания действа каждый элемент мог выполнять несколько ролей, и воздействие их по замыслу распространялось не только на жениха и невесту, но и на других участников обряда. Поэтому, описывая обряд, мы решили обращать внимание именно на те детали одежды, которые играют в нем сакральную роль.

Одним из самых значимых элементов во всем обряде был платок, вернее, платков было несколько, и они отличались своим узким назначением, цветом, размером, особенностями украшения и были связаны с разными участниками обряда.

Платок служил своего рода признанием в чувствах, когда во время танцев на чьей-либо свадьбе юноша дарил платок впервые увиденной им и понравившейся ему девушке. Причем этот платок был не вышитым. И если молодой человек вызывал у девушки ответные чувства, то через некоторое время она возвращала ему этот платок уже вышитым (Шерфединов, 1979, 47).

Платок имел большое значение и при сговоре - самом начальном, предсвадебном, этапе. Так, приходя в дом предполагаемой невесты, сваты дарили от имени жениха платок для девушки (Кондараки, 1875, ч. XII, 67; Куфтин, 1928, б.с.). В районе Бахчисарая дарилось два платка - "яглык" (тур. - "богатый") и "емени-яглык" ("емени" - йеменский). Обычно это белые головные платки, сшитые из легкой ткани и расшитые растительным узором (Бонч-Осмоловский, 1926, 30). В ответ невеста тоже дарила платок "яглык" (явлук) жениху. Этот платок еще называют и "свадебным платком". Для этого платка обычно белого цвета, имевшего небольшие размеры, существовало строго установленное расположение узора - в каждом углу вышивался один и тот же мотив (чаще золотными нитями или даже площенкой). Узор располагался по диагонали так, что его концы иногда почти сходились в центре. Платок этот при передаче складывался вчетверо (Спасская, 1926, 26, 36). В Карасу-Базаре такие платки имели розовый цвет (опрос автором информатора Р.К. Бозгязиевой, 1991 г.).

После этого в доме невесты начинали готовить приданое, в которое входил отдельный набор, оговоренный брачным договором, - "дохуз" (в пер. - девять). Обычно он состоял из девяти предметов и его передавала невеста в дом жениха во время следующего этапа подготовки к свадьбе, т.е. при "заручении". Во время заручения невеста получала от суженого тоже определенный набор подарков, принесенных в "бохче" - платке, расшитом по тому же принципу, что и подаренный ею прежде "свадебный платок" (может, это и был тот же платок). Такая бохча из коллекции ГМВ имеет розовый цвет (ГМВ, № 1241III, Бахчисарайский р-н, мастер Балыхчиева, 1929 г.).

В "дохуз", подготовленный невестой, входили: платок розового цвета, расшитый золотом, называемый "едеги" ("едигар" тур. - "памятный подарок"). Этот платок использовался при обряде окрашивания рук жениха хной (перед свадьбой), и такие же платки использовали для повязывания во время свадьбы левой руки жениха и дружки, а также и их друзьям (Каралезли, 1992, 228; цв. ил. 8). В "дохуз" входили и носовые платки, расшитые в углах золотными нитями. Обычно они были небольшого размера, белого цвета и назывались "чевре" (тур. - "окаймленный").

Женские головные платки разного рода в большом количестве входили в состав приданого невесты (50-60 штук). В приданое входили и носовые платки "чевре" (Каралезли, 1992, 230).

Когда молодые оставались впервые наедине после свадьбы, невеста протягивала жениху белый платок. А утром, после свадьбы, на молодую жену надевали красный платок (опрос автором информатора Консул, 1991 г.).

На второй день после свадьбы, уже убедившись в девственности невесты, на протянутые ею руки кладут платок с набивным узором "язма", иначе называвшийся "емени явлук", и на него старушки-гостьи бросают подарки и деньги. Здесь платок служил знаком девственности (опрос автором информатора Р.К. Бозгязиевой, 1991 г.).

Платок служил и знаком победы, так как им награждали победителей на свадебных скачках (Jehab, 1984, 83).

Большую роль играла и шаль. Было несколько вариантов шалей, и каждая имела свое назначение. Шаль "шербенте", вышитая невестой, передавалась при "заручении" родителями невесты - матери жениха, и отсутствие такого подарка считалось позорным (опрос автором информаторов Р.К. Бозгязиевой и др., 1991 г.). Б.А. Куфтин переводил слово "шербенте" как "шар" - врач, а "бенти" - связь, т.е. покрывало, связующее семьи жениха и невесты (Куфтин, 1982, б.с.). Но это несколько вольная интерпретация, а дословный перевод: "шер" - сокращенное от "шариат", а "бинти" - дочь, т.е. "покрывало дочери по закону". Б.А. Куфтин писал, что такие шарфы шились из ткани "юфка" (тур. - "мягкая", "тонкая") размером 150 х 75 см (цв. ил. 6).

Во время первого посещения дома невесты будущая свекровь и все женщины со стороны жениха набрасывали на голову специальное покрывало "топрак-басды-маграмасы" (тур. - "специальный платок"). Оно было гораздо больше обычного, из очень тонкой ткани и имело очень богатую вышивку (Каралезли, 1992, 230).

В "дохуз", который невеста в горно-прибрежном Крыму ⁸ готовила для передачи жениху во время "агырнишан" (заручения), входила и расшитая шаль "марама" красного цвета. Этой шалью покрывали плечи жениха во время бритья перед свадьбой, и в этой шали его затем вели в кофейню (Каралезли, 1992, 237; Бонч-Осмоловский, 1926, 41).

Разного рода шарфы входили и в состав приданого. У бедных их было несколько, а у богатых - более 200 (Каралезли, 1992, 230). Во время свадьбы невеста пользовалась определенными вариантами шарфов. Один из них - "бурумчик". Его дарили вместе с шарфом "шербенте" во время сватовства представители жениха. Бурумчик (тур. - "покрывало из муслина"), украшенный блестками, набрасывали на голову молодой жены на второй день после свадьбы, причем так, чтобы он закрывал и лицо, и делалось это после того, как выяснялось, что она была невинна.

Расшитый шарф входил и в состав головного убора невесты, его накидывали поверх фески, когда наряжали ее к свадьбе. При этом лицо обязательно закрывала густая вуаль, называвшаяся по-разному в разных районах - и "чадра", и "фередже марама", и "бурумчик", и просто "вуаль". Причем эту вуаль мог снять только муж, когда раздевал молодую жену в отдельной комнате после свадьбы. И считалось, что если вдруг кто-либо до этого времени увидит лицо невесты, то пропадет вся ее красота. Поверх этого убора набрасывали белое покрывало "фередже", закрывавшее лицо, голову и всю фигуру и оставлявшее только щелочки для глаз. А на фередже надевалась еще одна, весьма необычной формы накидка "дувак" (тур. - "свадебная фата"). Накидка эта имела форму островерхого башлыка. Спереди она закрывала лицо, а сзади спускалась до пят. Шили "дувак" семь девушек обычно из парчовой ткани и часто из семи разноцветных кусков (в основном это было принято в степной зоне). Дувак не сшивался, а только наметывался (Каралезли, 1992, 234-235).

Платье и нагрудник с золотыми монетами, надевавшиеся на невесту, представляли подарки жениха, причем платье бывало чаще бархатное, обшитое тесьмой "шерт". В старину платье не дарилось, а дарился только материал и золотые монеты, а уже из них шились платье и нагрудник (Там же, 231).

Особую роль в брачном обряде горно-прибрежных татар играл пояс невесты. Еще в 1980-е годы невеста выходила замуж в традиционной феске и в обязательном старинном серебряном поясе. Перед свадьбой во время одевания невесты происходил обряд "опоясывания". Отец, а в районе Бахчисарая - старший брат (опрос автором информатора Консул, 1991 г.) трижды обходил вокруг невесты, держа в руках серебряный пояс, и только на третий раз отец или брат застегивал его пряжку. Это считалось благословением. Отец жениха, благословляя, надевал ему на голову каракулевую шапку (Бонч-Осмоловский, 1926, 41).

Свадебным же поясом жениха был расшитый золотом, из тонкой белой ткани "кшак", который невеста расшивала сама и дарила жениху во время сватовства. К концу XIX в. этот пояс стали сшивать на концах и надевали его через голову. Из предмета обихода он превратился в символ супружества. В отличие от женского серебряного пояса "ипши-кшак" жених своим поясом после свадьбы не пользовался (опрос автором информатора Р.К. Бозгязиевой, 1991 г.; цв. ил. 9).

В горно-прибрежном Крыму жених на свадьбу надевал и расшитые подвязки "чораб-бау", шившиеся из полоски бархата (3 х 20 см), проложенной картоном. К краям пришивались тесемки с кисточками, которые обвязывали длинные носки под коленями (Табл. XVII - 5, 6; цв. ил. 10).

В степной части Крыма определенную роль играл и передник "пештамал" ("оглюк"), который, как и платье, дарился матери невесты родственниками жениха. Шился он обычно из той же ткани, что и платье, и был очень нарядным. А дарили его потому, что к началу XX в. передник считался непременным атрибутом костюма пожилой женщины и этим подарком выказывалось уважение к ее почтенному возрасту (опрос автором информатора Р.К. Бозгязиевой, 1991 г.).

Обычно подарки, которые на свадьбе делались родственникам, гостям, а также жениху и невесте, представляли собой в каждом случае определенный набор, разный для мужчины и женщины. В горно-прибрежном Крыму в набор подарков для мужчин входили те же предметы, что и в "дохуз", дарившийся невестой жениху, - это были мужские рубахи, платки, пояса, подвязки, футляры для часов, кисеты, но обычно по одному предмету из всего набора. А для женщины предназначались платки, шарфы, шали, полотенца, покрывала "фередже-марама" и другие детали одежды. И очень часто в узорах свадебных вышивок зашифровывались знаки пожелания счастья, а иногда вышивались и амулеты (Спасская, 1926, 46).

Атрибутика других обрядов и ритуалов

Религиозные праздники. На религиозные праздники, особенно на Курбан Байрам, мужчины и женщины надевали самые нарядные платья и устраивали состязания, на которых женщины выдавали мужчинам-победителям призы. В призы входили кушаки, платки, шапки и башмаки - красные сафьяновые остроконечные без подошвы (Дубровин, 1871, 273). А на 10-й день Рамазана в степном районе парни надевали высокие колпаки, белые одежды и маски. Некоторые из них одевались в женское платье (Фиельструп, 1923).

Подготовка к молитве. До наших дней существуют особые приготовления к совершению молитвы, отражающиеся на костюме. Мужчины, молившиеся в мечетях, всегда снимали обувь. Молящиеся в пути подстилали под колени верхнюю одежду. Женщины, обычно молящиеся дома, снимали во время молитвы все украшения (Радде, 1856, 4), покрывали голову шарфом так, чтобы не видны были волосы, и опускали манжеты платья, закрывая ими кисти рук (опрос автором информатора 3. Бекировой, г. Евпатория, 1989 г.).

Обряд посвящения в мастера. Очень интересен по своим связям с магическими знаками обряд "реван" - посвящение в мастера, т.е. принятие в цех и тем самым открытие свободного пути для ремесленника в отправлении его ремесла. В.А. Гордлевский считал, что вся эта система была перенята татарами у турок (Гордлевский, 1928,57). У нас есть подробное описание "ревана", данное очевидцем, наблюдавшим его в 1827 г. в Бахчисарае. Описан обряд принятия членов в цех кожевников - одно из самых элитных ремесленных производств. Кандидаты в мастера, как и члены цеха, стояли в разноцветных (очевидно, в зависимости от религиозной принадлежности) шелковых (мастера) и бумажных (кандидаты) покрывалах "пештамалах", сложенных в длину и перекинутых через правое плечо, с заткнутыми за пояс у левого бока концами. После специальной молитвы духовный руководитель цеха - "нахып" - единственный, не набрасывавший на себя "пештамал", "отверзал врата" цеха для подмастерьев, т.е. снимал пештамал с их плеч, разворачивал его, три раза обводил пештамалом вокруг посвящаемого (интересна аналогия с невестой, пояс которой отец или брат тоже трижды обводил вокруг невесты, перед тем как застегнуть на талии) и завязывал верхние концы покрывала узлами сзади (Булатов, 1840, 141, 151), отчего тот приобретал вид передника. Причем завязывался пештамал на три узла. В.А. Гордлевский, наблюдавший этот отряд уже в 1927 г. в Карасу-Базаре, писал, что первый узел указует на единство Бога, второй - на пророка Мухаммеда, а третий - на архангела Гавриила (Джебраила) (Гордлевский, 1928, 61). Затем происходило "разрешение запонов" - помощник "нахыпа" развязывал узлы пештамала и набрасывал плат на левое плечо вновь принятого в члены цеха. Этим "развязыванием" узлов ознаменовывался переход из одного состояния в другое - таким образом, отверзались врата в новую жизнь. Затем уже новопринятые в мастера дарили своим наставникам и высшим членам цеха подарки - сукно на кафтан, ткань "шамаладжу" - на халаты, а также хлопчатобумажные и шелковые платки. По принятой у татар легенде, еще архангел Гавриил, по велению Бога, набросил на Адама как на первого ремесленника передник-покрывало. А позднее знаменосец Мухаммеда окрасил на своей свадьбе кожи домашних животных в три цвета: в черный - баранью, в желтый - козлиную и в красный - бычью (Гордлевский, 1928, 57). После принятия в члены цеха мастер не имел права выходить из своей мастерской в рабочей одежде. Если в его помещении было еще и грязно, то брали его штаны "туман", вываливали их в грязи и вешали на дерево у мастерской. Если же он не менял своих привычек, то собрание цеха снимало с него фартук - "пештамал" и ему говорили: "Твой кафтан сшит", - т.е. этим он лишался и мастерской и звания мастера (Гордлевский, 1928, 62-63). Рассматривая особенности проведения обряда с разницей в 100 лет, в городах, представляющих население с разными этническими корнями, нужно отметить, что он во всех значимых деталях оставался очень устойчив. Правда, для представителей различных субэтнических групп, проживавших в степных или в горно-прибрежных областях, всегда существовали свои особенности, а иногда - менее четко, они проявлялись в отдельных районах и даже деревнях.

Считается, что наиболее явно в обрядовой одежде проявилось турецкое влияние, особенно в районе Бахчисарая, тесно связанном с Турцией во времена ханства.

Но здесь мы видим и много общего с традициями других народов, в частности - с греками, в основном сформировавшимися во времена существования Византийского государства. Но о всех этих влияниях, проявившихся в различных символах, мы будем говорить позже.